Гусь Хрустальный
Брату.
За далекими цепями-мостами,
Где-то там, за километрами трассы,
Где-то город есть такой — Гусь-Хрустальный,
Город невообразимо прекрасный.
Там на веточке на каждой — звоночек
С золотистою каймой или с белой.
Там у каждого дитя позвоночник
Из чистейшего хрусталика сделан.
Если я его найду в самом деле,
Если лавки там ещё не закрыты,
Я куплю тебе там крестик нательный,
Чтоб ты больше не ходил беззащитным.
* * *
И счастье высохло, и музыка погасла,
И ночь прошла, и день уже не тот.
лишь теплится окрашенное масло,
И с ручки двери падает пальто.
И от лампадки блики по иконам,
И ты в ночной рубашке босиком.
Ты молишься о чём-то незнакомом
Чужим и непонятным языком.
В чужой стране, в чужой пустой каморке,
Откуда мира тёмного не слышно.
Вдруг под иконами открылась норка,
И ты туда шагнула серой мышкой.
И смотришь, носик высунув немного,
Как, грудь царапая, стоит немая,
Бледнеет и о чём-то просит Бога.
И плачет. А о чём просить — не знает.
* * *
Когда же люди спали, пришёл враг его и 
посеял между пшеницею плевелы и ушёл.
Евангелие от Матфея, 13:25
Развеяли по ветру семена,
и не было таких семян дороже,
их каждый сосчитал в морщинках кожи
в тот день, когда закончилась война.
во всех ладонях, между всех обид
они лежали грудкой бездыханной.
и тосковали ветры Ханаана
об этих дивных зёрнах дорогих.

и тосковали земли Палестины.

и тосковала я на дне Москвы.

И я была распята паутиной.
там, далеко, над волнами Невы
Храм на крови стоит, незримый Спас,
Последний не тоскующий из нас.
* * *
Родник сквозь лёд пробился
В апреле — полынья.
Над родником склонились
Два друга — ты да я.
Потрогали легонько:
«Ай, страшно холодна!»
Попробовали — горько.
Но выпили до дна.
Потом детей родили,
Порядком, чередой.
И тихо их крестили
Колодезной водой.
И каждого купали,
И каждый пить просил.
Ты им с колодца «воду
Особую» носил.
. . . . . . . . . .
Я плакала от страха
В предчувствии беды,
А ты сказал мне: «Горько!» —
И дал попить воды.
Когда же мы простились —
Пожатие руки…
То из твоей могилы
забили родники!
* * *
Свет танцует, и в синем кругу на столе
Разноцветные пляшут виденья,
На белой спине —
Радужной краскою
Сны
Нарисованы лёгкой рукой.
Стены движутся, песни поются,
Откуда-то звуки как свет-
Паузы-тени.
Танцует на синем кругу
На столе
Светлая тень твоя.
Тонет мир в вдохновении.
Пауза-свет-пауза-свет-
Пауза-свет-паузы нет-
Молния-крик-
Смерть и любовь!
Воду разлить на полу,
Чтоб в жару испарялась.
Во сне увидать тропический лес.
Счастье-не жизнь, а самая малость-
Виденье в рассветных лучах
Кружится ещё на столе. Тс-с-с…

Рождественская
В замечательном воздухе —
Предрождественском, праздничном —
замелькали фонарики-
Сыплют звёзды с небес.
И ребята и девушки
По дорожкам рассыпались
И встревожили криками
Белый сумрачный лес.
А в лесу синий дым летит,
А в лесу пастухи идут,
И звезда пахнет ладаном,
В поднебесье висящая.
Дышит ночь суетой, весной,
А в тиши, в глубине лесной
Улыбается бледная
Божья Матерь Скорбящая.

Начало взрослой взрослой жизни 
Дремлет церковь на пригорочке,
С неба смотрят звёзды-точки.
Чёрную сырую корочку
Подарила мама дочке.
Целовала дочке волосы,
золочёный крестик вынула,
Песню спела тонким голосом.
Дочь уснула — мама сгинула.
Спать в канаве — эка гадость, но
звёзды, церковь есть и небушко.
И лежать тепло и радостно,
И хранить кусочек хлебушка.

* * *
Как всходило, поднималось солнце
светлое,
затемняло белу свечку воску ярого.
Как входила в дом красавица молода жена,
затмевала сиротинку горемычную.
Как у той у сиротинки косы русые,
Очи синие, да руки были белые.
А теперь-то белы рученьки полопались
От работы да от горя горького.
Как у молодой жены да очи чёрные,
Кудри чёрные, да речи больно грубые.
Как сама-то молода нраву пылкого,
Ой, сожжёт она, сожжёт мого милого.
Ничего-то от него не останется.
Не лежать ему на белой моей груди,
Не шептать ему слова мне утешные,
Не назвать меня белой лебёдушкой.
Унесу я с собой во глубок омут
Наши детские игры и радости.
Ночи прежние да подарок твой —
Синего камня мои бусики.
Для чего ж ты меня, матушка, со стороны взяла?
лучше б было мне на улице издохнути.

Радар
Я слышу мысли умирающих людей.
От этого страшнее жить на свете.
Но сколько радужных сомнений и надежд
Мне удалось спасти от смерти!
Я каждой ночью поздней как радар
В полусознаньи-полусне
Воспринимаю, как должный дар,
То, что сначала шло не мне.
Я иногда на тех же частотах
С надеждой посылала слово SOS —
В ответ приходит только кваканье с болот
И шум берёз.

* * *
Что ты пишешь дату создания?
Они созданы до тебя,
Голубенькие лёгкие создания,
Похожие на голубят.
И не ставь под строчками имени,
Они сами нашли твоё имя,
По пути не встретились с другими,
И ты теперь в долгу перед ними.
А раскрой глаза и впитывай
То, что тебе из чаши винной
Сочится из хрусталя разбитого,
Из книги голубиной.

Роман
А.С
Я забрызгалась росой
С ног до головы.
Он набрал в лесу звездчатки,
ландышей для мамы.
Мы весь день играли в прятки
В зарослях травы.
Он замёрз — но он упрямый,
И идёт босой.
Мне же он — не разрешает
Босиком ходить по лужам.
Он себя считает мужем —
Я его считаю мужем.
Он себя считает другом —
Я его считаю другом.
* * *
Подмосковная зима, ночь.
Я от станции иду прочь.
звёзды светят, фонари — нет,
Путь теперь лежит на тот свет.
Я прозрачен и как снег бел.
Что мне с этого, раз я цел?
Ну, а тело там лежит? Пусть.
Ты не плачь, она вредит — грусть.
Ты не плачь над телом — пусть, кинь.
Я давно ему сказал «сгинь»,
Я давно мечтал таким стать —
Так, ведь правда, легче летать.
Не забудь поставить свечу —
Я ведь рядом, просто молчу.
Только на день ухожу прочь.
Но над станцией пока ночь.

Мастеру
У тебя метафоры стали общедоступней.
(из разговора)
Метафоры стали общедоступней.
И мир поверит моей мечте!
И стою и сжимаю ступни
На
головокружительной
высоте.
Сейчас я прыгну. Прыжок — и выверт –
И встречу воду — не знаю — чем?..
Но что, если я уже чувствую вывих
В правом, почти здоровом, плече?
За левым — ангел, раскинув крылья,
Он молча ждет: отвести беду,
Когда, изнемогшая от бессилья,
я с этой лестницы
упаду.

* * *
Памяти деда
Когда дед замерзал на дороге —
Одиноко кружил в высоте
Народившийся месяц двурогий,
И все больше лютела метель.
Проскочила лихая машина,
Не заметила и не взяла.
…Бабка, воя, в углу положила,
В руки толстую свечку дала.
Мы его отпевали в часовне
Над рекой. А когда рассвело,
Увезли на прадедовских дровнях.
В прапрадедовском доме тепло.
Так тепло! Потеплело, ребята!..
Не дожил только дня до весны!
И горят
Неизбежным закатом
Вечной жизни
Прекрасные сны.

Счастье мое
М. С.
А я живу…
Не за поэтом
Замужем.
И мне стихов
не посвятят никогда.
А так хотелось!
А привыкаешь, надо же!
Твоя любовь — прозрачная, как вода.
И тишина входит вечером в дом наш
купленный.
я даже сердце различаю в тиши с трудом.
Когда я рожу, подари ей большую куклу —
Пусть она строит ей новый, красивый дом.
За занавесками
темно-красный закат нахмурился:
жалко ему уходящего света дня.
Сдвинь тяжелые шторы,
чтоб было не видно
с улицы.
И обними меня.
Обними меня.

Колыбельное
Кричит младенец в ночь и тьму
Лишь нам одним понятным криком.
И мы в смятении великом,
Мы наклоняемся к нему.
И вот — стоят Отец и Мать
В тепле дремотном и в сияньи.
Луна им сшила одеянья,
И начинает сын дремать.
И сладкая река течет
К дверям потерянного Рая,
Дитя созвездьями играет,
И Млечный Путь его влечет…
Уснул малыш. А ночь какая!..
А мы застыли, не дыша:
Сосок ненужный выпуская,
Вдруг улыбается душа